Люди слепы… не потому, что не видят то, что перед их глазами, а потому что перед их глазами обычно встаёт не то, что нужно видеть. Любовь… Люди красивы. Но когда-то давно один пропащий забулдыга (и, кстати, бог по совместительству) проклял людей. Отныне они не могли видеть красоту других людей. Лишь изредка и на время проклятие исчезало, и человек мог разглядеть древнюю красоту в другом человеке. Дряхлые мудрецы назвали это любовью. Любовь зла, ибо не все способны видеть то, что видит влюблённый. Да и влюблённый теряет возможность видеть то, что видят в любимом человеке остальные. И тут нельзя найти тех, кто на самом деле прав, так как неправы все. Всегда… Он сидел справа от меня… на корточках… слегка пьяный… в том же тамбуре той же электрички, что и я. Он не был молод… хотя и старым его назвать было нельзя… Почему-то складывалось впечатление, что он военный. Лицо выражало спокойствие и отрешённость от мира… оно вызывало симпатию и зависть, ибо редкий человек может похвастаться тем, что ему на самом деле похуй на то, что происходит вокруг… — Давно играешь? — он глазами указал на гитару за моей спиной. Я не люблю разговаривать с незнакомцами. Перестаю чувствовать себя в своей тарелке. Но этот настойчиво желал общения… — Сколько себя помню… — Помнить себя важно для человека… — Вынужден с вами согласиться Он закурил… — Не возражаешь? Ну, как знаешь… А то потом ещё будешь винить меня в своём раке лёгких… — он помолчал. — 20 лет защищаю эту чёртову страну, а её граждане почти единогласно выбирают ставленника олигархов. Странно, правда? — Люди всегда получают то, чего они достойны больше всего… Мне всегда так казалось… — Чушь… Люди никогда ничего не получают… Только теряют… — Это довольно печально… Но знаете… в таком случае мне нравится терять… — А мне нет! — он сурово глянул куда-то в окошко, словно причина всех бедствий человека витала где-то в той стороне. — У тебя есть девушка? — Эээээ… нет. А что? Это критично? — В общем, наверное, нет… А могу я узнать почему у тебя её нет? Ты никогда не любил? — Любил, но… Он не дал мне закончить. — Любовь — это самое главное, что есть в этом мире. Она не терпит никаких «но»! В его глазах пылал огонь, а лицо выражало готовность умереть за свою идею. Спорить было бесполезно. Но я всё же решил попробовать. — А если человеку некогда влюбляться? Мир жесток. Мужчина должен зарабатывать деньги, должен учиться. Я вынужден… Я должен выбирать… Я не хочу, чтобы мои дети нуждались в чём-то, — помолчав, я добавил. — И не хочу, чтобы им тоже пришлось пройти моим путём… Через постоянную борьбу с собой и своими человеческими слабостями. Это мой выбор и я думаю, что впоследствии я сумею восполнить то, что потерял в молодости. У меня будут работа, деньги, положение. В этой стране по-другому нельзя. Я не желаю стать очередным голодранцем. Не желаю… Он усмехнулся…Что-то творилось в его душе…Что-то странное. Он улыбался, но только что-то в его лице говорило о непомерном отчаянии. - Восполнить… потом… когда-нибудь… — он говорил очень медленно, словно каждое слово давалось ему с трудом. — Ты абсолютно прав, парень. Но одно ты забыл. А если завтра не наступит? Смерть всегда рядом. В нашем мире жизнь, а не смерть является случайностью. Что если ты погибнешь, не успев начать жить? А? Внутри стало неуютно и тяжко. Думать о плохом не хотелось. Очень не хотелось. — Я надеюсь… — Стой! — он улыбнулся ещё шире. Его глаза стали совсем печальные, словно сама безысходность взирала на меня из них. А в голосе появилось что-то смешливое, точно я развеселил его. — Молчание! Ты не веришь мне, парень. Молчи! Я покажу. В этот момент электричка как раз остановилась. Двери открылись. — Давай выйдем. Я покачал головой. — Да, не бойся. Я не маньяк. Там на станции очень много людей. Мы никуда не пойдём со станции. По крайней мере, ты. На следующей электричке ты уедешь. Максимум на той, что придёт через одну. Даю честное офицерское слово! — тут он отдал честь. Я выдавил улыбку и мы вышли. — Следующая электричка через 5 минут. Я не займу у тебя большего времени. Он замолчал, точно собираясь с силами. Попытался закурить, однако с первого раза у него не вышло. Наконец, он затянулся как следует. — Ты пойми, парень. Ты не виноват. Просто наше общество устроено так. Большинство воюет за чужие цели. Большинство хочет того, что им не нужно, лишь потому что этого хотят остальные. Зачем тебе миллионы? Вот видишь! Ты не знаешь. А я знаю. Незачем. Не нужны они тебе. Люди — стадо. Все бегут — ты бежишь. Все стоят — ты тоже встанешь. Как миленький. А иначе по башке получишь. Кого они из вас готовят в вашем университете? Знаешь? Они готовят из вас трудоголиков. А механизм очень прост. Он построен на соперничестве, на желании превосходить, которое генетически вшито в душу человека. Все хотят быть сильнее, быть лучше, быть успешнее остальных. Стараются изо всех сил. Даже если им это не нужно. Иначе кто-то обгонит. Иначе будут тыкать пальцем и скандировать «Слабак». Так устроен человек. Из этой игры очень трудно выключиться. Неучастие равно проигрышу. Любой готов кинуть камень в проигравшего. Но все готовы лизать подошву победителю. Замкнутый круг. Даже если ты понял в какую игру тебя заставляют играть, ты вряд ли сможешь долго противиться ей… Ты ведь не хочешь быть проигравшим? Я молчал. Возражать было бессмысленно. Он был прав. — Чувство, что ты выпал из игры, что ты лишился работы, что остальные лучше тебя, что ты неудачник настолько невыносимы, что люди выпрыгивают из окон небоскрёбов. Но… за секунды до падения, они понимают, что жили неправильно. Что всё это говно яйца выеденного не стоит. Понимают, что самым лучшим выходом было бы послать всех на хуй, пойти домой и заняться любовью со своей женой, эдаким жёстким сексом на всю ночь. А вместо этого они лишают себя жизни. Ошибка настолько очевидна и нелепа, что они смеются перед смертью. Ухахатываются. Помирают со смеху. Я улыбнулся. Картина была крайне забавная. Человек падает с небоскрёба. И перед тем, как врезаться в землю начинает смеяться. Хотел бы я — стоп! — вовсе не хотел! Мой собеседник продолжал. — И самое главное… то, что касается тебе. Все участники игры свою реальную жизнь, не связанную с игрой, оставляют на потом. Совсем как ты. Но… это «потом» не у всех наступает. Смерть рядом. Из-за поворота выехала электричка. Ей оставалось проехать метров 400 до того места, где мы стояли. Она стремительно приближалась. Мы стояли там, где оказываются последние вагоны во время остановки. Мой собеседник, похоже, несколько занервничал. Он пожал мне руку. 300 метров. — Здесь я тебя оставлю, — электричка приближалась. — Ты отличный парень и всё у тебя получится. — 200 метров. — Напоследок, я покажу тебе маленький эксперимент. Смерть на самом деле очень-очень, охуенно очень близко. — 100 метров. — Прощай. И извиняй, если что. Он улыбнулся. Впервые его глаза соответствовали улыбке на лице. Электричка была совсем близко. Она ещё не начала тормозить. Он разбежался и прыгнул на пути. В полёте перед столкновением он развёл руки. И мне показалось, что я услышал, как он смеётся. Прощай! |